Она заставляет меня густо покраснеть, потому что так и есть. Платье, которое я достала из шкафа, одно из самых нарядных и дорогих в моём гардеробе. Я купила его, когда получила премию на работе, впервые так сильно потратившись. Маме сумму не назвала, но было и без ценника понятно, что оно не из дешевых.

— Чушь, — отвечаю ей, привирая. — Платье как платье, ничего в нем особенного.

Мама недоверчиво качает головой и прикрывает за собой дверь.

Отшвыриваю тушь в сторону, злюсь на саму себя. Для кого нарядилась, спрашивается? Для того, кто вышвырнул тебя из номера, словно дешевку? Тут же снимаю с себя платье, небрежно забрасываю его на самую верхнюю полку и достаю оттуда наряд попроще. Вместо распущенных по плечам волос завязываю высокий хвост. Стираю с ресниц тушь, а с губ помаду. Вот, так вполне годно для обычной деловой встречи между суррогатной матерью и биологическим отцом, которому я должна буду вернуть ребёнка через несколько недель.

Когда выхожу в прихожую, мама удивленно вскидывает брови. Заметила, что я переоделась, но, наверное, списывает это на личные счёты. Так даже лучше.

— Лиза ещё спит? — спрашивает меня.

— Да, мам. Не буди пока её.

— Не буду, — ворчит себе под нос. — У нас розетка сломалась в гостиной, а починить некому. Да и дверца на кухонной тумбе на ладан дышит, ещё чуть-чуть и отвалится.

— На что ты намекаешь, мам? — спрашиваю, опираясь лбом о дверной косяк. — Хочешь, я сама починю, когда приеду?

— Я намекаю на то, что мужика тебе надо достойного, Яна.

— Чтобы розетку и дверцу починил? — не могу удержаться от подколки.

— Да ну тебя, — машет рукой мама. — Кого ты ждешь? Принца на белом коне? Ты его не дождешься! Был у тебя уже один, да свалил в неизвестность, оставив тебя с ребёнком.

Всей правды об отце Лизы маме я не рассказала, конечно же. Это был бы фееричный скандал, что её умница-дочка после нескольких часов знакомства поехала с незнакомым мужчиной в отель. В тот период мать часто оставалась на подмосковной даче, которую мы чуть позже продали. Мне нужно было всего лишь навещать бабушку и учиться, да только Динка со своим праздником спутала все планы.

Я впервые не ночевала дома, оставшись наедине с мужчиной. Матери сказала, что это были долговременные отношения, да только мы расстались, и он пропал бесследно, а я не успела рассказать ему о своей беременности. И номер он сменил, и адрес. Мне приходилось изворачиваться и врать, иначе мать бы всю столицу на уши поставила, чтобы его найти.

— Не такой судьбы я для тебя хотела, Янка.

— Я знаю. Прости, что не оправдала твоих надежд.

Открываю дверь, выхожу в подъезд и дрожу от негодования. Стоило мне один раз ошибиться и теперь семь лет приходиться выслушивать о том, какая я непутёвая. Но такие моменты наглядно показывают мне, как не стоит вести себя с собственной дочерью.

Я выхожу из подъезда взвинченная. Нахождение с мамой под одной крышей становится просто невыносимым. Возможно, стоит подумать о том, чтобы снять квартиру, но лишние траты сейчас ни к чему… Я долго копила на однушку, а суррогатное материнство станет мощнейшим толчком для приближения к цели.

Автомобиль Тимура уже стоит у подъезда. Увидев меня, он выходит из салона на улицу, кивает мне в знак приветствия и открывает дверцу. Меня немного потряхивает, когда Багримов находится близко, а в ноздри вбивается запах древесного парфюма. Прикосновение его теплой ладони жалит мне руку. Наверное, я предпочла бы, чтобы он вёл себя как хам и не показывал мне свои джентельменские манеры. Уж я-то знаю, на что он способен.

Резко одёргиваю руку, оказавшись в салоне. Достаю из сумочки телефон, открываю вкладку Инстаграм и быстро листаю фото друзей, совершенно не концентрируясь на том, что происходит в реальной жизни. Главная моя цель — отвлечься и не привлекать к себе внимание.

— Яна, — слышу требовательный голос Тимура и резко вздрагиваю.

Он впервые обращается ко мне по имени.

Телефон едва не падает на пол от неожиданности, потому что я по наивности и глупости думала, что мы не станем друг с другом разговаривать. У нас контракт, мы взаимосвязаны, но, к счастью, это на недолго. Мне нужно всего лишь благополучно родить малыша и передать его Багримову. На этом наше общение навсегда закончится.

— Проблемы с УЗИ не в первый раз?

Он поворачивает голову назад и смотрит прямо на меня, остановившись на светофоре. Язык будто прилипает к нёбу, а в горле становится так сухо, будто в пустыне. Он впервые смотрит на меня долго, чуточку дольше задерживается на губах, опускается ниже, к шее и вновь перемещает свой взгляд глаза в глаза. Наверное, мне никогда так сильно не хотелось провалиться сквозь землю.

— Нет, не первый раз, — отвечаю после небольшой задержки. — Подобное было на двадцать второй неделе, но доктор сказала, что не критично.

Багримов отворачивается и резко трогает с места, когда загорается зелёный, отчего я вжимаюсь в сиденье и рвано дышу. Кажется, он злится. И мне приходится на него смотреть, потому что я не понимаю, закончился наш разговор или нет.

Я испытываю к Тимуру странные чувства, даже если отбросить в сторону то, что произошло между нами семь лет назад. Багримов — отец того крохи, которого я ношу, так почему же он не поинтересовался результатами раньше? Где Лена, и почему она прекратила свою бурную деятельность, перестав мне звонить? Быть может, он вышвырнул её из своей жизни так же резко, как и меня в своё время?

Жалеть Багримова, как ни крути, не получается, да и не за чем. В этот момент мне жаль ещё не рождённого малыша, поэтому, несмотря на все указания психологов, я опускаю ладонь на живот и посылаю ему своё тепло.

Мне не позволено его любить, но я никому и никогда об этом не расскажу.

Глава 5.

— Размер желудка по-прежнему увеличен, — произносит Варвара Степановна. — Сейчас Багримова позову и покажу, что именно меня смущает.

— Может, не надо? — попискиваю на кушетке.

Мне не слишком хочется, чтобы Тимур видел меня в таком виде — с гелем на обнаженном животе, но он заказчик и имеет полное право на то, чтобы знать о собственном ребёнке всё. Я лишь сосуд, который необходим ему для вынашивания.

— Ещё чего! — возмущается доктор. — Лежи смирно, Яна, не то откажется от ребёнка. Куда девать потом будешь?

— Что Вы такое говорите, Варвара Степановна! — пугаюсь.

— Думаешь не бывает такого? — ухмыляется доктор. — Я всякого повидала за время работы здесь. Биологические родители разными бывают — кто-то идёт на этот шаг, потому что безуспешно пытается зачать ребёнка десяток лет подряд, а кто-то, потому что не хочет портить фигуру и верит в мифы о том, что после родов женские половые органы растягиваются до невероятных размеров.

Я тихонько смеюсь и не могу поверить в то, что такое на самом деле бывает. Лена, во всяком случае, показалась мне не такой. И нет, я защищаю её не потому, что обижена на Тимура или из женской солидарности. Она правда выглядела милой и заботливой будущей мамой.

— Смешно тебе, Ян? — качает головой доктор. — Всё, я зову заказчика.

Варвара Степановна выходит из кабинета, оставляя меня одну. Я перевожу взгляд на монитор аппарата УЗИ и вижу там застывшее чёрно-белое изображение малыша. Я перелопатила много статей о том, что бывает при увеличенном размере желудка у плода. Самый неприятный, но не смертельный исход — это операция, которая может понадобиться сразу же после рождения.

Когда Тимур заходит в кабинет ультразвукового исследования, мне второй раз за час хочется провалиться сквозь землю. К счастью, он ведет себя вполне деликатно и опускает взгляд не на меня, а на монитор.

— Я ставлю диагноз гастромегалия плода, — произносит доктор. — Нужен будет чёткий контроль, Тимур Каримович.

Я вижу, как Багримов плотно сжимает челюсти и впивается взглядом в экран, будто может понять там больше, чем кандидат медицинских наук. Мне сложно представить его отдающим ласку. Кажется, что он умеет только брать и пользоваться, отчего малыша внутри меня становится до боли жалко. Что, если ребёнку и правда потребуется операция? Как же он будет… без материнской любви? Чтобы окончательно не разреветься, я предпочитаю не думать об этом сейчас, полагаясь на ошибку УЗИ.