— Хочу обзавестись собственным жильем, — отвечаю ему.

Тимур поворачивает голову в мою сторону и пристально смотрит. Его взгляд заставляет меня неловко заёрзать в кресле. Ещё несколько часов, и мы опять расстанемся. Он уйдет в свою сытую жизнь, а я в свою — с долгами и дочерью, о которой так ему и не сказала. Не смогла. Не решилась. Правильно или глупо я поступила? Не знаю, время покажет. В любом случае моё признание сейчас будет не к месту — он волнуется о том, чтобы сын родился здоровым. И я волнуюсь о том же.

Мобильный телефон Тимура громко вибрирует на приборной панели, заставив отвести от меня взгляд. Багримов тянет к нему руку и тут же снимает трубку.

— Хорошо, Лер, — произносит, после того как выслушивает собеседника. — Да, чёрт возьми, няня уже должна выдвигаться в сторону клиники!

Он повышает голос, и я слегка дергаюсь. Слышу, как женщина на другом конце провода начинает оправдываться, но Тимур её уже не слышит — бросает телефон на место и расслабленно откидывается на кожаное сиденье. Он ведёт машину уверенно, прибавив скорость на самый максимум.

Мне хочется спросить его о том, какой будет няня для малыша? Тщательно ли он проверил её? Уверен ли, что она сможет заменить ребёнку отсутствующую мать? Но я, конечно же, молчу и не лезу. Потому что это совершенно не моё дело, и психолог, который курировал меня всю мою беременность, говорил, что глубоко вникать в будущее ребёнка мне ни к чему. Потом будет сложнее отпустить его.

— Как часто схватки?

Доктор Семёнова выбегает к нам на улицу. Встречает прямо на парковке с каталкой. Рядом находится ещё человек пять медперсонала. Такое ощущение, что привезли рожать английскую королеву, а не меня.

— Интервал между схватками примерно пять минут, — отвечаю Варваре Степановне.

— Хорошо, Яночка. Молодец, — кивает. — Ложись на каталку.

— Спасибо, я ногами пойду. Боли терпимые.

Багримов идёт рядом со мной. Его шаг размашистый и широкий, поэтому я едва успеваю за ним. Не хочу отставать, потому что это, возможно, последние минуты, когда мы с ним видимся. Тимур открывает для меня дверь, ведущую в госпиталь, пропускает вперед, и я улавливаю запах его парфюма. Думаю о том, чтобы подарить Димке точно такой же. Может быть, у меня от него тоже будет кружиться голова?

— Тимур Каримович, вы будете присутствовать на родах? — слышу себе в спину голос Варвары Степановны.

Ох, я как-то не подумала об этом. Он имеет право, да. В договоре есть пункт, где биологические родители могут присутствовать на родах ребёнка, и Лена наверняка сопровождала бы меня. Она, но только не он… Пожалуйста.

Наверное, на моём лице без слов читается ужас. Багримов останавливается у двери родзала, поворачивается в мою сторону, пристально смотрит и щурится.

— Нет, я буду ждать в палате по соседству. Удачи, Яна.

В родзал я уже прохожу без него. Там я могу вдоволь выплеснуть свою боль и эмоции. Я плачу, кричу, покрываюсь потом… но в то же время так отчаянно не хочу, чтобы малыш уже покидал моё тело.

Осмотр показывает, что раскрытие достаточно большое и роды совсем близко. Схваткообразные боли накрывают меня с головой — не успеваю я вынырнуть из них и свободно вдохнуть, как новая волна сбивает меня с ног и прибавляет мощности. Кажется, кто-то из медперсонала массирует мою поясницу. Становится легче, но ненадолго. Я нахожусь будто в вакууме, воспринимаю происходящее со стороны. Вижу, что жалкая, слабая, безвольная. Не могу не кричать, не могу терпеть.

Варвара Степановна приводит меня в чувство тем, что у меня, оказывается, уже полное раскрытие. Так быстро и так болезненно долго одновременно. Я опускаюсь на кровать и поднимаю взгляд в белоснежный потолок палаты. Сквозь шум в ушах слышу добрый голос доктора, который успокаивает меня и настраивает на позитив.

— Давай, Яночка, помоги малышу, — просит Семёнова. — Выполняй то, что я тебе скажу. Поняла? Если поняла — кивни.

Моё тело будто и не принадлежит мне. Я рассыпаюсь на молекулы, не могу собрать себя воедино, но слабый кивок всё же делаю. Дальше следуют чёткие инструкции, что именно я должна предпринять. Всё просто и сложно одновременно, особенно когда тебя ломает от боли, а сознание находится отдельно от тела.

Следует моя слабая отчаянная попытка. Варвара Степановна недовольно мотает головой, но вслух недовольства не высказывает. Просит меня повторить и вложить в потуги максимум силы, чтобы помочь ребёнку. Ведь ему сейчас тоже непросто. Он будет без материнского тепла и тёплого молочка. Надеюсь, что Багримов сумеет сделать его счастливым. В следующую потугу я беру себя в руки и максимально стараюсь. Не могу позволить малышу страдать внутри меня. Я так отчаянно хочу ему помочь, что не сразу осознаю — у меня получилось. Получилось!

Его маленькое тельце оказывается в руках акушерки. Личико сморщенное, недовольное. Тело в смазке, волосики чёрные. Я не могу поверить в то, что вижу его. Медсестра похлопывает мальчика по спинке, и по палате раздается негромкий крик. Такой тонкий и беззащитный, словно у котёнка. Хочется взять его к себе и пожалеть, но нельзя.

В груди жжёт от радости и горечи одновременно. Слёзы катятся крупными горошинами по лицу, и я смеюсь. Похоже на сумасшествие какое-то. Наверное, это нормально, потому что пуповину между нами с малышом перерезают, и медсестра, замотав ребёнка в пелёнку, уносит его прочь.

— Не реви! — прикрикивает Варвара Степановна. — Кому говорю, не реви! Про дочку думай. Скоро квартиру купишь, ремонт сделаешь. Другие хлопоты, новая жизнь.

Глава 15.

— Доброе утро, Яна, — произносит Варвара Степановна, остановившись у моей кровати.

С трудом отрываюсь от подушки и сажусь. Этой ночью мне так и не удалось уснуть, поэтому сейчас голова будто чугунная, а перед глазами слегка плывёт.

— Доброе утро, — киваю в ответ.

Хотя его вряд ли можно назвать добрым. За окном тарабанит затяжной майский дождь, тело ломит от боли, а о моральном состоянии я и вовсе молчу. Ночью я наивно полагала, что утром меня «отпустит», и я смогу адекватно реагировать на то, что произошло. Но чуда не случилось. Меня по-прежнему раздирает на части от противоречий. Я успокаиваю себя тем, что всё сделала правильно — осчастливила Багримова наследником, заработала при этом денег на жилье, но мысли мои сейчас совершенно не о материальном. Они где-то там, рядом с малышом.

— Как себя чувствуешь?

— Всё хорошо, — привираю, чтобы не казаться уж совсем жалкой в глазах постороннего человека.

К счастью, меня определили в одноместную палату двумя этажами ниже. В этом крыле совсем не слышны крики детей и рожениц. Наверное, это стандартная практика для суррогатных матерей — сделать всё возможное, чтобы они не видели и не слышали того, что где-то здесь поблизости есть дети.

— Багримов просил передать тебе деньги.

Варвара Степановна достает из кармана пухлый белоснежный конверт и протягивает мне.

— А он… он сам не придёт?

Я должна радоваться, что в конверте есть сумма, благодаря которой мы с Лизой можем начать новую счастливую жизнь, но тяжесть в грудной клетке только разрастается, не давая мне возможности мыслить позитивно. Сейчас я думаю о том, что совершила ошибку, ввязавшись во всё это. Быть безэмоциональной и чёрствой женщиной-инкубатором не по мне. Я не справилась с собой. Не смогла.

— Нет, Яна, он не придет, — на строгом лице Семеновой внезапно мелькает явное смятение. — Не до этого ему.

— Что-то случилось?

— Ну с чего ты взяла? — складывает руки на груди.

— Я это чувствую.

Варвара Степановна закатывает глаза и садится рядом со мной на кровать.

— Ладно, скажу тебе по старой дружбе, но больше ничего не спрашивай меня, — начинает Семёнова. — Ребёнка готовят к операции. Диагноз, который был во время беременности, подтвердился, поэтому Тимур Каримович и попросил меня произвести расчёт с тобой.